Лисандра Нимфадора Яксли
28 лет, чистокровная, Хогвартс, журналист французского издания «Ежедневный Пророк» *
Amber HeardВсего в своей жизни Лисандра добилась сама: по-другому и быть не может, если ты — Яксли. Отец часто повторял ей в детстве, что фамилия дает многие привилегии, но вместе с тем и обязанности. Требовать со своего первого ребенка многого было для него в порядке вещей, и уже в детстве Лиса привыкла, что любое благо нужно заслужить. Чтобы родители любили ее — ей надо быть достойной любви.
И она всегда была хороша, но всегда этого оказывалось недостаточно. Лиса росла в атмосфере «ты можешь лучше», даже если во время экзаменов в Хогвартсе собирала наивысшие баллы. Это ее не расстраивало — Лисандра просто не знала, что может быть и по-другому, она даже с каким-то азартом бралась за учебу осенью. Общение с однокурсниками особо не ладилось, они либо завидовали ей, либо считали соперницей, у Лисы не было возможности научиться дружить. Быть преданной и любить кого-то она тоже не умела, не знала даже, что об этом нужно плакать в подушку в слизеринской спальне, пока никто не видит. Впрочем, одну ее никогда не оставляли надолго, рядом почти всегда оказывалась стайка фальшивых подружек, которые думали, будто от дружбы с Яксли могут что-то поиметь. Отец говорил, что это нормально, что все люди корыстны и хотят чего-то друг от друга, и любить тебя могут только за что-то.
Лиса была папиной дочкой и в его словах ни разу не усомнилась, но из уст Мальсибера это почему-то прозвучало оскорбительно. Серьезные отношения с ним закончились, не успев начаться, на шестом курсе, и терпеть друг друга им пришлось до самого выпуска: оба были старостами сперва факультета, затем и школы, общались с одними и теми же людьми и были «прекрасной парой». Отец не одобрял, никогда не хотел, чтобы дочь выскочила замуж рано, но признавал, что, может быть, в будущем что-то могло получиться.
Уже тогда Лиса знала, что брак мог бы стать решением ее проблемы, позволил бы уйти из-под контроля отца, но быть под контролем другого мужчины она не хотела тоже. Ей пророчили быстрый взлет по карьерной лестнице в министерстве, она блестяще сдала выпускные экзамены и даже год стажировалась в отделе международного магического сотрудничества, и ни одна собака не смогла бы сказать, что ее взяли туда благодаря связям. Еще через год она поняла, что это не то, чего ей бы действительно хотелось. По крайней мере, не сейчас.
К тому моменту фокус всеобщего семейного внимания сместился на ее младшего брата, который наконец-то тоже выпустился из Хогвартса, стальная хватка отца на горле ослабела, и Лисандра впервые почувствовала что-то похожее на свободу. Как бы она ни любила отца, себя она любила больше. Из очередной командировки во Францию Лисандра не вернулась, отправила сову, чтобы ее сняли с должности, так как ей предложили писать статьи во французской газете. Разочарованию мистера Яксли не было предела, из гордости семьи Лиса превратилась в паршивую овцу (конечно, все эти настроения широко не афишировались, и общественность была в курсе лишь о том, что старшая дочь Яксли теперь уехала), и Лисандре пришлось начинать с начала.
Самое первое в ее жизни по-настоящему самостоятельное — и спонтанное — решение чуть не обернулось полным провалом. По крайней мере, к успеху на новой должности она пришла не сразу, пока не нашла свою тему. Издание, в котором она работала, придерживалось про-министерской политики и пыталось в нейтралитет по отношению к продвигаемому Гриндевальду режиму, похожие настроения наблюдались и в британском «Пророке», и в министерстве еще задолго до того, как Лиса даже поступила туда на стажировку; информации либо не было, либо было недостаточно. И Лисандра Яксли взяла на себя труд говорить о том, о чем другие молчат, отбиваться от сов с громовещателями: многие читатели заметили, что в своих статьях она не придерживается единого мнения, как будто экспериментирует, пытается быть объективной, и ее тексты читаются двояко — Лиса, как и все магическое сообщество, находится на перепутье. Наверное, миру не нужна объективность, но она нужна Лисе, и за это еще придется побороться.
Алвар Яксли — отец, занимает высокую должность в Министерстве (отдел международного магического сотрудничества?), главный человек в жизни Лисандры.
Патриция Яксли — мать, в девичестве Блишвик, когда-то занимала должность старшего целителя в больнице Святого Мунго в отделе для пострадавших от проклятий. За время работы написала несколько книг по теме, сейчас продолжает проводить исследования. С Лисой они никогда не были близки, но мать она уважает.
младший брат Яксли — разница в два года, работает в британском министерстве, близких отношений не поддерживают.
— палочка: виноградная лоза, сердечная жила дракона, 12 дюймов, гибкая;
— самопищущее перо: белое, парит в воздухе вместе со свитком пергамента, быстро все записывает, в том числе и «подслушанное» Лисой (в отличие от прытко пишущего пера, записывает только сухие факты);
— квартира в Париже, виды на семейное поместье в Британии.— сильный менталист с упором в легиллименцию: начала изучать этот вид магии еще в школе и за двенадцать лет достигла немалых успехов (придерживаюсь общепринятой «канонической» версии легиллименции, читать все мысли подряд, как Куинни, Лиса не умеет, абсолютно все ваши коварные планы, если вы владеете окклюменцией на достойном уровне, не выяснит, и голоса в голове не докучают ей 24/7); по мнению некоторых, активно использует этот талант в работе, чтобы достать для своих статей информацию, о которой источники хотели бы умолчать, и в чем-то они правы;
— талантливая и упорная волшебница, особенно хороша в чарах и трансфигурации. Питает активный, но (пока?) бесплодный интерес к беспалочковой и в целом высшей магии.
Посещать могу каждый день или через день, в зависимости от загруженности, одного или двух активных эпизодов для старта будет достаточно с ответами, скажем, раз или два в неделю. Не буду загадывать, как пойдет. | Втыкать палки в колеса всем (не)желающим, попасть в большие неприятности, может быть, даже в смертельную опасность, поиграть на эмоциях, травмироваться обо что-нибудь или об кого-нибудь. В общем, пожить яркой жизнью в волшебном мире, да. Люблю экшен, люблю детективить, напряженные эмоционально отношения люблю. Давайте, короче, друг друга любить и ненавидеть, amen. (: |
Поначалу Эллисон предлагал ей взять выходной. Или два. Или отпуск. В конце концов, по его словам, не каждому удается пережить атаку террориста и остаться даже почти что целым и невредимым. У Карен же пара порезов на лбу и несколько внушительных синяков и ушибов, невидимых под одеждой. Но это не заслуга сенатора, директора «Анвил» или кого бы то ни было.
Фрэнк позаботился о том, чтобы она выжила.
Теперь ей нужно позаботиться о нем. Статья о Льюисе и о том, что он сделал, должна помочь, и никто, кроме Карен, не подберет подходящих слов. Ни Эллисона, ни Зака, ни Деборы там не было.Но Митчелл и слушать ничего не хотел.
Может, тебе есть куда поехать, сказал он. Отец, мать, другие родственники — все, наверное, волнуются.
Митчелл не знал правды о ее семье, они не были настолько близки, поэтому Карен проглотила вставшую комом в горле горечь и отмахнулась. Не говорить же ему, что единственный человек, которого она могла бы сейчас назвать своей семьей — почти что, — сейчас находится в розыске? Но об отпуске пообещала подумать — потом, как все уляжется. Может быть, Фрэнк ей не откажет.Номер Кертиса Карен нашла в группе на Фейсбуке, посвященной группе поддержки ветеранов боевых действий. Скорее всего, он единственный, кто мог рассказать о Льюисе хоть что-то, да и расспросить Карен хотела не только о нем: чем шире удастся охватить тему — тем лучше. Льюис такой не один.
Ответ не заставил себя долго ждать — Кертис не удивился ее звонку и предложил встретиться сегодня же вечером, после занятий. Карен пришла немного раньше, села в углу, поставив на соседний стул кофе — два стакана в картонной подставке, себе и Кертису, — достала блокнот и начала писать, поглядывая на аудиторию. Народу сегодня было немного, оно и неудивительно после всего, что случилось. Несколько мужчин возрастом за тридцать пять и один молодой парень, который быстро взял свою сумку и поспешил на выход еще до конца занятия.
Карен проводила его взглядом, а потом вдруг почувствовала на себе еще чей-то. В этот раз она не обозналась — Фрэнк, живой и относительно невредимый, вполне узнаваемый без той устрашающей бороды. Улыбнувшись слегка уголком губ, Карен подняла подставку с кофе и кивком пригласила сесть рядом.
— Карен Пейдж, «New York Bulletin», — со смешком представилась она, протягивая свободную руку, блокнот одним только чудом не слетает с колен. — Как мне следует называть вас, прекрасный незнакомец?
Пусть она не сказала об этом, но во взгляде явно читалось: «Я рада, что ты здесь».
