Весь мир полетел к чертям ещё давным-давно, когда люди плотно взялись за создание чего-то — язык не поворачивался сказать «кого-то» — похожего на человека хотя бы отдалённо. Наверное, мир полетел к этим самым чертям ещё раньше, тут уж Гэвин ничего не может сказать, но точно помнит одну хорошо сформировавшуюся мысль: если ему доведётся попасть в больницу, где робота поставят проводить операцию, он непременно откажется, даже если будет стоить ему рук, ног или даже жизни. Он мало верил в то, что технологии способны выполнять человеческую работу во много раз эффективнее, несмотря на все увещевания специалистов. А специалисты эти не скупились на слова, твердя, что технологический прорыв в корне изменит привычный человеку быт. Он и изменил.

И Гэвин, будучи человеком, который очень не любит признавать собственную неправоту, злился всё больше, наблюдая за тем, как роботы, один в один похожие на людей, появлялись буквально на каждом углу, обещая своему потенциальному владельцу все чудеса современных технологий. От культа поклонения этим пластиковым уродцам тошнило. В каждом доме можно было найти хотя бы одного такого андроида, который делал то, до чего обычно у людей не доходили руки. Услужливые ублюдки. Идеальные куклы. Тошно. Лучшие, совершенные, во всём более эффективные, андроиды занимали рабочие места, потому что их починка порой стоила дешевле тех же оплачиваемых отпусков или больничных. Они заменяли людей, и это было понятно: зачем беспокоиться о выплате зарплат, медицинских страховках и остальных мелочах, когда можно поставить за кассу того, кто не будет жаловаться, не будет просить жрать и в принципе выносить мозги. Но всё равно бесит. Бесит, до зубовного скрежета бесит присутствие тех, в кого с лёгкой руки создателя заложено всё лучшее. Человеку же всё ещё требуется непомерное количество времени, чтобы чему-нибудь научиться. Человеку нужно почти полжизни на то, что роботам достаётся просто так, с руками и ногами от производителя. И это несправедливо настолько, что Риду хочется сметать эти ублюдские куски пластика бульдозером и вывозить на помойку. Хорошо бы эту помойку потом и поджечь, чтобы уж наверняка.

Гэвину вслед за миром хочется отправить к чертям и Андерсона с его персональным ведром с болтами. Потому что неправильно, не должно так быть, и вообще бесит. Бесит неимоверно, ведь на корню рубит все его представления о том, что с этими жестянками просто невозможно сосуществовать. Бесит сраный Андерсон, его сраная жестянка и необходимость тащиться через весь город, хоть и на такси, к дому лейтенанта, чтобы забрать сраные документы, необходимые для работы над делом, которое закрыли чёрт знает когда. И снова во всём виноваты сраные андроиды. Когда автомобиль останавливается, он выходит на улицу и окидывает дом быстрым оценивающим взглядом. Ничем не выделяющийся. В окне горит свет. Гэвин тихо ругается, в глубине души надеясь, что дома никого не окажется, он развернётся, проклянёт Андерсона ещё несколько раз за то, что пришлось сюда переться, чтобы уйти ни с чем. Расстояние от тротуара до входной двери по дорожке, ведущей к крыльцу, преодолевается в несколько шагов, но кажется какой-то лютой вечностью. Может, потому, что каждую секунду Гэвину хотелось быстрее отсюда убраться. Проснуться утром вновь и осознать, что никаких дел с взбесившимися ведроидами на нём не висит.

Машины около гаража нет, и Гэвин делает вывод, что, возможно, лейтенант просто загнал её внутрь. Стряхивает с плеч успевший осесть снег — в этом году ноябрь особенно щедр на снежные завалы. Стоит напротив закрытых дверей ещё несколько секунд, прогоняя в голове все варианты, пытаясь удостовериться, что другого выхода у него точно нет. С раздражением и сожалением приходит к мысли, что всё же нет других вариантов. В участок он сейчас хочет ехать ещё меньше, чем стоять на этом крыльце, мучаясь и отчаянно ища какой угодно предлог, чтобы уехать из этого района подальше и сделать вид, что вообще сюда никогда не приезжал. Но дело есть дело. Работа есть работа. Гэвин делает глубокий вдох, собирается с силами и вжимает пальцем кнопку дверного звонка до упора, надеясь, что мерзкая трель доберётся до ушей лейтенанта, если тому вдруг снова приспичило напиться в срань. Дверь, в прочем, открываться не спешит. Гэвин прижимается ухом к её поверхности, пытаясь определить, если в доме вообще кто-нибудь и собирается ли этот «кто-нибудь» открывать ему сегодня? Ничего. Вжимает кнопку снова, не желая сдаваться просто так. Он видел свет в окне, а, значит, в доме хозяин точно должен быть. И без всех необходимых ему документов он никуда не уйдёт.