Красное на белом. Багряные капли горячей крови падают на покрытый ледяной коркой наста снег, что продолжает плавиться в зареве ночного пожара, жуткими отсветами отражающегося в глазах маленькой девочки и навсегда застилающего перед её внутренним взором любые воспоминания об отчем доме, матери и жизни, что была у неё когда-то. С тех пор Наташа даже не уверена, было ли там что-то, за рубежами пепелища, за всепожирающим пламенем, за отчаянными женскими криками, в которых она теперь даже не узнаёт голос матери. Но, впрочем, Наташа никогда не сожалела о том, что не помнит. Это словно уберегает от излишней боли, от жалости, от горечи. Нет на свете ни родного дома, ни людей, которых она могла бы назвать родителями, зато есть человек, чьими руками Наташа была убережена и спасена, есть бесконечная благодарность к простому солдату, так и не нашедшему в пламени своих родных, но обретшего почти что дочь. У Ивана Петровича Наташа навек в долгу, и ей никогда не нужно было напоминать об этом. Она хорошо помнила о своём долге, когда пыталась быть лучше других, лучше всех, когда так хотела заслужить гордость своего названного отца.
Её, с самого детства уверенную в том, что даже жизнь её ей не принадлежит, было так легко сломать. Так легко подчинить, перекроить на своё усмотрение, навязать непоколебимую веру и преданность. Воспоминания о детстве больше похожи теперь на огромное зеркало, от которого остались лишь разрозненные осколки, и если попытаться собрать эту мозаику воедино, соединить сотни и тысячи изображений в одно - непременно порежешь пальцы, стеклянная пыль ядом отравит раны, а капли ярко-алой крови запачкают отражение. Кровавое марево тумана неустанно сопровождает её прошлое, и всё, что Наташе остаётся - довольствоваться фактами, безликими и сухими. Единственное, в чём она уверенна почти на все сто процентов - когда она пришла в Красную Комнату, она уже была не была "целой". Невозможно не утратить себя, если всё, что у тебя было до - только война, жестокость и горе.
Ей повезло, если это вообще можно назвать везением. Наташу никто не принуждал и на эксперимент Красной Комнаты она решилась сама, во многом лишь по той причине, что терять ей было уже нечего; всё, что ей оставалось - это то, что она с самого детства умела лучше всего. Ей осталось лишь уплатить долг, самый важный, наверное, долг человеку, что спас её однажды, человеку, которому она до сих пор оставалась обязана жизнью.
Некоторые раны никогда не затягиваются - эту истину Наташе пришлось принять даже слишком рано.
Красное на белом. Алая и тёплая кровь с оглушительным стуком ударяется о пол, и Наташа снова вытирает разбитый нос тыльной стороной ладони, снова поднимается, снова готова нападать. Главная цель тренировок - преодоление. Собственных эмоций, собственной боли, собственной человечности. Красная Комната - здесь из девчонок без прошлого и будущего выжигали само понятие о человечности, и Наташа в этом преуспевала. Нет, она снова стала лучшей, подчиняясь их принципам: дерись, даже если из тебя выбили дух, дерись, даже если костяшки стёрты в кровь, дерись всеми доступными способами, не оглядывайся, не оспаривай приказов, не задумывайся над приказами. Неудивительно, что Зимний Солдат показался Наташе в тот момент идеалом бойца, каким и ей необходимо было стать. В нём не было страха, не было боли, не было жалости к врагам, только преданность цели и тем, кто отдавал приказ; непробиваемая и безукоризненная машина для убийств. Его образ подталкивал Наташу и вдохновлял её - она считала себя лучшей, но теперь ей было, к чему стремиться. Вот только их знакомство и отношения стали лишь очередной вырванной и превратившейся в пепел страницей - тем, кто отдаёт приказы, нет дела до эти приказы выполняющих. Возможно, лишь очередная ирония - чтобы заслужить право называться Чёрной Вдовой, мало одних тренировок, мало выносливости за гранью человеческих возможностей, мало стать машиной для убийств. Наташе предстояло действительно превратиться в ту, кого хотели видеть в КГБ, и для этого помимо человечности ей необходимо было избавиться ещё и от памяти. Вот только принцип о неизменной сумме при перестановке слагаемых не работает на памяти, и до сих пор следы вмешательств не дают Наташе чёткого представления о своём настоящем прошлом. Была ли она действительно влюблена в Алексея Шостакова, была ли с ним счастлива? Возможно. А, возможно, это такая же иллюзия, как её "карьера балерины".
Какие-то осколки зеркала памяти оказываются кривыми, искажающими реальность, и ранят ещё больнее.
У запёкшейся крови цвет золы, и всё в мире Наташи окрашивается таким же выжжено-чёрным, когда ей сообщают о смерти мужа. Чёрное теперь не только в траурных одеждах, но и в её имени, новом позывном, который совсем скоро начинают произносить не иначе как с трепетом ужаса, во всех уголках планеты. Задания не остаются в памяти, и без того надтреснутой, только врезаются в тело шрамами. О каждом полученном Наташа помнит досконально - привычка платить по счетам остаётся с ней до конца, что оттягивает сыворотка, ставшая наградой за годы, проведённые в Красной Комнате. Подставная смерть Шостакова заклеймила её ненавистью к врагам тех, кто ею управлял - к Западу и Штатам в частности, и когда одна из миссий сталкивает её с Щ.И.Т.ом, Наташей движет лишь холодное и расчетливое желание добиться своего и отомстить, ведь она была должна, ведь ей так долго внушали. Агент Бартон становится для неё лишь средством для достижения цели, вот только знакомство с ним не проходит бесследно, и мысли о том, что Родина заменит её при первой возможности, при первом провале, как повреждённую часть огромного механизма, не дают ей покоя. Незаменимых нет, и если уберут её, лучшей из Чёрных Вдов станет другая. Наташе хочется быть уверенной хоть в чём-то, хоть в ком-то, если даже собственным воспоминаниям она доверять не может. В Щ.И.Т.е же она убеждается - в этом другом мире, который её заставили ненавидеть, существует и справедливость, и настоящие герои, ведомые не чужими манипуляциями, а чувством долга и желанием защищать.
Чёрная Вдова не перестаёт отрицать, что чувства к Бартону не были причиной её "предательства" - когда-то она шла у чувств на поводу, и это всякий раз заканчивалось очередной трагедией, вот только было это так давно, что воспоминания о глупой девчонке с глупыми мечтами постепенно блекнут. Впрочем, Романофф хранит и оберегает то, что от них осталось - ревностно, не стыдясь. Ведь её прошлое теперь принадлежит только ей.