Своей теперешней выходкой Виринея могла бы смело переплюнуть Мародеров. Если бы её кто-то заметил, разумеется. Но такой славы она себе не желала, да и не сделала ничего особенного. Пока что, по крайней мере. Хотя и собиралась. Возможно, все дело было в алкоголе. На самом деле, Мелифлуа терпеть не могла то чувство отупения и потери контроля, которое он приносил. Большинство чистокровных, кажется, обретали к этому иммунитет еще в утробе матери, но ей не повезло - пьянела она быстро, а потому предпочитала не рисковать и не пить вовсе. Но на сегодняшнем празднике деться от него было совершенно некуда – даже тыквенный сок был наполовину разбавлен огневиски (угадайте, кто мог это сделать?), в чем она имела несчастье убедится. Словом, Виринея  была не то, чтобы пьяна, но в голове было немного мутно, в ушах шумело, а ноги так и жаждали отнести её навстречу приключениям. А еще ей было скучно и даже немного одиноко. В последнем признаваться не хотелось, но  и деться от этого факта было некуда. Комната была пуста, немногочисленные приятельницы рассыпались по всему замку, и поговорить было решительно не с кем. Но она знала, как это исправить и где найти своего идеального собеседника.
В гостиной парочка чинно обнималась на диване – их разморило явно больше, чем Нэю – и, кажется, даже не заметила, что их староста умчалась в ночь, оставив цветастый галстук и мантию с гербом родного факультета в комнате. Сегодня Мелифлуа была намеренна сыграть на хваленой схожести с сестрой, потому все символы принадлежности к чему бы то ни было только мешали.  Оказавшись, в буквальном смысле, за стеной своей родной гостиной, Виринея торопливо двинулась к выходу из подземелий. Без мантии было прохладно, большая часть факелов уже давно погасла,  и коридоры встретили её шебуршанием, шорохами, шепотками, а иногда и влажным чмоканьем. Мест, подходящих для всякого рода обжиманий, было всего три, парочек, соответственно, тоже, но они производили так много шума, словно все четыре факультета решили дружно оккупировать подземелья Слизерина. Дальше, впрочем, было не лучше – то  и дело кто-то сновал из угла в угол, грохотал доспехами, хихикал и натыкался друг на друга, торопливо извиняясь и не решаясь использовать Люмос. Последнее было особенно нелепо, потому как преподаватели смело могли найти всех жаждущих любви подростков просто  по уровню шума. Но и осуждать никого из них почему-то не получалось, ведь для кого-то это был последний год в школе, да и каникулы все отчетливей маячили на горизонте, предвещая недели разлуки и терзаний, свойственных всем влюбленным. Впрочем, о этих метаниях Виринея могла только предполагать  - ей, по счастью, они были несвойственны. Меньше любви – целее нервы, как любила говорить её матушка. Думать о Араминте не хотелось, потому, встряхнув головой и неловко покачнувшись – кажется, она все же была пьяна сильней, чем хотелось – Мелифлуа шагнула на первую лестницу. Тут было значительно тише – только редкие портреты, страдая бессонницей, что-то ворчали – и светлей, старые масляные лампы  немного чадили и давали тусклый желтый  свет.
Когда последняя лестница, чуть дернувшись, все же замерла, Виринея выдохнула с облегчением – семь этажей этой дерганой карусели влияли на неё явно хуже, чем хотелось бы. Догадаться, где находилась гриффиндорская гостиная, было не так уж и сложно, особенно если учесть, что львы почти не пытались это как-то скрыть. Тут Мелифлуа могла только гордится собственным факультетом, в их гостиную явно не удалось бы проникнуть так просто. Остановившись напротив портрета Полной Дамы, Виринея  вздохнула, пытаясь подавить совершенно внезапно появившееся волнение. А что, если его нет в гостиной? Может, он уже спит. Может, там торчит вся их команда по квиддичу. И Вербена. Тогда неприятных объяснений не избежать. В конце концов, прежде чем здравый смысл победит алкогольный авантюризм,  девушка тихо постучала по раме портрета. Этого оказалось достаточно для того, чтоб Полная Дама перестала всхрапывать, встрепенулась и обратила на неё внимание. И, к удивлению Виринеи, пропустила её без пароля, вероятно, все же приняв за Вербену, и не переставая, впрочем, раздраженно ворчать о ночных прогулках и «В наше время такого никто себе не позволял», а так же вопрошать «Не могла вместе со своим приятелем прийти? Никого больше не впущу, в коридоре будет спать, так и знай». Какого приятеля портрет имел в виду,  Мелифлуа не знала, но намерена была выяснить в ближайшее время. Но, пожалуй, не сегодня.
Переступив через раму, Виринея сначала оказалась в темном маленьком коридорчике, а потом – словно в сердце пожара. От обилия красного цвета начало рябить в глазах и тут же разболелась голова. Красными были стены, пол и потолок, мебель и, кажется, даже шахматы в углу. Стоило ли удивляться тому, что гриффиндорцы такие дикие, если каждый день по несколько часов они торчали в своей жуткой гостиной? Впрочем, скоро глаза немного привыкли к этому агрессивному цвету, а огонь камина немного его смягчил, разбавив мягким желтым и теплым оранжевым. Он же красиво бликовал на нескольких прозрачных кувшинах, полных тыквенного сока. Интересно, тоже разбавленный? Попробовать и узнать Виринея не решилась – уж если два – или все же три? - бокала довели её до гостиной вражеского факультета,  то страшно подумать, что мог сделать третий – четвертый? – и следующие за ним. Шагнув ближе к небольшому диванчику, - казалось, что там кто-то лежал, хотя это могли быть и просто сваленные кучей подушки - Мелифлуа все же не удержала равновесие. Ноги её одновременно наткнулись на несколько разбросанных книг, запнулись о край ковра и запутались в сброшенной мантии, которая и прикрывала все это безобразие. Сдавлено ойкнув, девушка повалилась на тот самый диванчик и, буквально носом уткнувшись в красно-золотую обивку, сдавлено пробормотала:
- Свинарник какой-то, а не комната.